Петербургский дизайнер кирилл овчинников создает рисунки для платков, которые носят по всему миру

Для дома и быта

С 2014 года дизайнер сотрудничает со швейцарской ювелирной компанией Dragon Porter, печатающей его работы на браслетах, и получает 30% прибыли от продаж. Также в числе партнеров мастера компания Razgulyaev x Blagonravova и «Группа Сквирел» — совместно с последней была выпущена коллекция итальянской плитки. По его словам, платки — сезонный товар, а обои, настенные покрытия и прочее компенсируют финансовые разрывы.

«Сегодня художнику можно не ограничивать себя Россией, — считает глава Модного дома Татьяны Парфеновой Татьяна Парфенова. — Сейчас востребовано практически все, что сопутствует быту: халаты, тапочки. И эта продукция не имеет к масс–маркету никакого отношения, поскольку выпускается ограниченным количеством».

Самозанятый

С момента создания бренда художник предпочитал работать как фрилансер, не регистрируя даже ИП. С его точки зрения, самозанятости достаточно, чтобы печатать рисунки на ткани.

«Но сейчас в связи с выходом на европейские рынки и ростом продаж появилась необходимость регистрации юрлица», — рассказывает Кирилл Овчинников. В России, по словам вице–премьера Ольги Голодец, более 20 млн самозанятых граждан. В Петербурге это в основном представители творческих профессий.

Инна Рейхард

Все статьи автора

16 марта 2017, 13:28

1773

Технология и продажи

На создание собственного бренда Кирилла Овчинникова вдохновило путешествие в Италию, где он познакомился с художником Пьеро Форназетти, который декорировал различные объекты — от шляп до океанских лайнеров. Быстро закрыв рекламную фирму, Кирилл Овчинников начал с коллекции из пяти женских платков.

«Первоначального капитала у меня не было, поэтому я решил начать с текстиля, который требовал минимальных вложений, — вспоминает Кирилл Овчинников. — Отправил цифровые версии своих работ на итальянскую фабрику, чтобы их распечатали на рулонах шелка. Портнихе уже в России заплатил 1 тыс. рублей — она раскроила и подшила платки». В результате переговоров с различными галереями первыми платки Кирилла Овчинникова в Петербурге начали продавать в магазинах Grand Palace и Гостиный Двор. Сейчас изделия художника представлены в его собственной мастерской в Петроградском районе, а также на девяти прилавках в магазинах Петербурга, Москвы, Нижнего Новгорода. Весной он планирует открыть еще один в Праге. Его платки носят певец Адриано Челентано, королева Бельгии Матильда и другие известные персоны.

На написание одного изображения или принта, который потом будет использоваться в различных изделиях, у дизайнера уходит до года, сейчас в его коллекции их 50. Каждый принт используется примерно в 10 видах изделий. За последние 2 года ассортимент художника заметно расширился. Чтобы распространять продукцию в Европе, Кирилл Овчинников заказывает печать рисунков на фабриках Италии и иногда для оптимизации производства на фабриках Китая.

«Перенос рисунка на ткань — удовольствие недешевое», — рассказывает дизайнер. Сумму контрактов он не афиширует, но добавляет, что 90% стоимости платка приходится именно на создание и распечатку его изображения. В качестве тканей он предпочитает использовать твил и саржу.

МЕКСИКА. ЛИВАН. ПЕРЕЛОМНЫЙ МОМЕНТ

— Как только появилась возможность снимать трэвел, я хватался за любую возможность, чтобы куда-то съездить. Для «Вокруг света» поехал снимать Мексику. Тоже, кстати, вместо замечательного Бори Бендикова, который был утвержден, но не смог поехать из-за рекламной съемки. Он меня и порекомендовал. История «День мертвых в Мексике» выставлялась в Музее архитектуры, где я и познакомился с Андреем Поликановым, фотодиректором журнала «Русский репортер».

С тех пор мы работаем вместе уже много лет. Первая моя камера была среднеформатная Asahi Pentax, потом карданная камера. Я никогда не снимал репортажной камерой, а мне хотелось снимать репортаж. Но на кардан его особо не снимешь (если только это не разрушенный войной город). Пошел в ТАСС и сказал, что хочу поехать в Ливан, мне не надо денег, только командируйте. Они согласились, я купил Hasselblad и поехал в Бейрут, где только что закончились обстрелы. Снял там историю Merry Christmas in Lebanon. Послал его на международный конкурс — он занял второе место. Это было мое вступление в документальную фотографию.

— Сейчас тебе часто заказывают снимать портреты и интерьеры?

— Эпоха тотальной популярности журналов прошла. Они сокращают заказы. Это случается все реже и реже. Иногда снимаю портреты для Vogue и Bazaar. Снимаю на цифру, в цвете, и мне это не очень нравится. У меня сейчас вообще переломный момент. Мало заказчиков, которым нужно что-то необычное, творческое. Большинству нужно понятное и стандартное.

— Но все-таки встречаются заказчики, которые хотят что-то необычное?

— Вот для книги «Каргопольское путешествие» я снимал так, как мне всегда хотелось: не продукт, а искусство. Дело даже не в необычности, а в доверии к твоему вкусу и взгляду, в отсутствии художественных рамок. Когда сразу говорят: «нам художественно не надо», значит искусства не будет.

— Прекрасная получилась история!

— Так же было с Саяно-Шушенской ГЭС для «Росгидро», когда я участвовал в проекте «Люди света».

НАЧАЛО

В армии познакомился с художником из роты оформителей. Они оформляли спортивный и актовый залы. Я вспомнил, что тоже художник, и начал вместе с ними рисовать. После армии точно знал, что надо продолжать художественную деятельность. Работал с живописью маслом. Отнес свои работы в Манеж, там была ежегодная всесоюзная выставка художников, а при ней, как сейчас бы это сказали, приемная комиссия. Меня тут же приняли в Союз художников-графиков. После этого я в себя поверил, продолжал писать. Поступил на худграф, продолжал работать и учиться на вечернем отделении.

Окончил институт, работал в школе — это было обязательное условие для молодых специалистов. Проработал год учителем рисования и черчения. Мне был 21 год, ко мне приходили такие здоровые лбы, их надо было усмирить, и я бил их линейкой. Работал. Писал картины. Но тут случилась Перестройка, и все резко изменилось. Жизненный план — поступить в Союз художников, работать по заказам, оформлять клубы, бассейны и дома культуры — растаял.

ПЕРЕСТРОЙКА

— Наступили 90-е. Я ходил в Измайлово, пытался на Вернисаже продавать свои работы иностранцам, участвовал в выставках. В 1996 году решил, что живопись закончилась. У меня появилась семья, двое детей. Нужно было их содержать. Я все бросил и занялся коммерцией. Торговал в Лужниках, ездил в Турцию за товаром. Поначалу все было интересно, захватывающе: Турция, мешки, челноки. Турцию я исходил всю. Ездил и писал дневники. Один из них был опубликован в журнале «Медведь». Я подумал: «Вот классно! Вот чем я и займусь в будущем». Я с «Медведем» много работал и делал даже фотографические постановки.

Параллельно писал заметки в другие журналы. В журнал «Мир и дом» меня один знакомый архитектор привел. Сочинял тексты про интерьеры. Это было дурацкое занятие. Мне хотелось делать что-нибудь интересное, а что интересное можно написать про интерьер? Я придумывал какие-то фантастические сюжеты, получил даже какую-то премию за очерк о дизайн-студии. Потом решил двигаться все-таки в художественную сторону и занялся дизайном журнала. Совмещал обязанности арт-директора и фоторедактора. Научился и три года верстал журнал, там и познакомился с разными фотографами. Про то, чтобы самому снимать, я даже не думал. Выступал как режиссер и продюсер съемок.

РЕЗКО-НЕРЕЗКО

— Однажды я посмотрел на фотографию и подумал: «Фотография — та же живопись, только быстрее». И я сказал главному редактору: «Мы так много платим фотографам за съемку. Купи мне камеру — я буду сам фотографировать!».

Редактор не понимал, что таким образом он может потерять арт-директора. Он сказал: «Здорово!» — и купил мне камеру. Я полгода походил с камерой, прочитал пару книжек. Мне сразу заказали снимать какой-то дом, какие-то новостройки. Получилось неплохо. Так я и начал снимать. Salon Interior был первый отечественный интерьерный журнал, попасть туда было очень престижно. Мне доверили снять цветочную композицию. Я снял на открытой дырке — тогда это было новаторством в интерьерной фотографии. Объяснялось все просто: я не любил искусственность вспышек. Был у меня один киношный «бэбик» с линзой Френеля, подаренный Димой Лившицем, и я старался использовать естественный свет как можно больше. Естественный свет я любил всегда и понимал, как он работает. В журнале мне сказали: «Кирилл, ты умеешь снимать вот так «резко-нерезко», сними нам так еще…».

Так как Каппеллини просил принести ему фотографии, то я на следующий день побежал к нему со свеженапечатанными негативами. Итальянец, которого снимал миллион фотографов, посмотрел и сказал: «Я куплю у тебя эти фотографии, сколько это стоит?». — «Сто долларов», — сказал я первое, что пришло в голову. Он все купил, а я подумал, что это хороший знак для первой работы. После этого я много снимал разных портретов для разных журналов. Мне всегда нравилось снимать людей — больше, чем снимать интерьеры. Съемку интерьеров — спокойную и размеренную — я воспринимал как тренировку. Ставишь кадр, работаешь со светом. Напоминает то, как раньше художники писали натюрморты. Спокойная студийная работа.